Высказывания Путина по делу Ходорковского и Лебедева сделали политически невозможным вынесение оправдательного приговора
Высказывания Путина по делу Ходорковского и Лебедева сделали политически невозможным вынесение оправдательного приговора
16 декабря премьер-министр Владимир Путин в очередном многочасовом телешоу, говоря о доказанных, по его мнению, судом экономических преступлениях Михаила Ходорковского, использовал (не в первый раз) прием наведения аудитории на мысль о причастности к организации убийств главы ЮКОСА.
Высказываясь в подобном духе пять раз в течение процесса по второму делу ЮКОСа, Путин создавал ситуацию, в которой приговор неизбежно превращался из юридического решения в политический акт – бунт против «лидера нации» в случае оправдания подсудимых или выражением лояльности ему в случае их осуждения.
Есть и другое определение приема, который использовал Путин, принадлежащее Марии Липман: создание у аудитории «некоторого ощущения вины по ассоциации». Так она охарактеризовала аналогичное высказывание Путина, имевшее место в ходе его прошлогоднего телеобщения с аудиторией.
Что сказал Путин – 2010
Напомнив в своем выступлении о приговоре по первому делу ЮКОСА и охарактеризовав обвинения по второму, Путин предложил «исходить из того, что преступления г-на Ходорковского в суде доказаны» и высказал догадку о том, что к убийствам, за которые был осужден руководитель охраны ЮКОСа Алексей Пичугин, также причастны другие ЮКОСовцы, возможно – руководство компании:
...Вы же знаете, еще раз хочу повторить, я не говорю про него (Ходорковского. – С.Р.) лично, напомню, что руководитель службы безопасности «ЮКОСА» сидит в тюрьме за убийство. Не понравился им мэр Нефтеюганска Петухов – убили. Женщина здесь в Москве не отдала им свое помещение маленькое, которое они хотели забрать, – убили. Киллера, которого наняли, убили. Мозги только одни нашли в гараже. Что, руководитель службы безопасности сам что ли, по собственной инициативе все эти преступления совершил?
В заключение этого пассажа Путин коснулся перспективы второго дела (в том смысле, что как суд решит, так оно и будет) и повторил тезис о «доказанности» вины Ходорковского судом (после эфира Путин пояснил журналистам, что имел в виду только первое дело).
Предварительные соображения
Путин прямо не обвинял Ходорковского в причастности к организации убийств – он лишь предоставил возможность воспринимать и трактовать его слова как такого рода обвинение, сняв с себя таким образом, насколько (не будучи юристом) я понимаю, формально-юридическую ответственность. То есть Путин, как сказано выше, навел на мысль или создал «некоторое ощущение вины по ассоциации».
Использование такой конструкции имеет смысл только при уверенности, что целевая аудитория не обладает способностью провести различие между высказыванием субъективного мнения (причем лица, заинтересованного в деле) и оценкой с позиции объективного наблюдателя. Для такой аудитории высказывание Путина равносильно прямому обвинению Ходорковского и Платона Лебедева в причастности к организации убийств. Кстати, эта же аудитория из-за нечеткости формулировок могла воспринять слова Путина о «доказанности» преступлений не только как относящиеся к первому делу, но и ко второму, по которому приговор еще не вынесен. Это подтверждается тем, что после выступления Путину пришлось давать пояснение, что он, говоря о «доказанности», не имел в виду второе дело. Логично предположить, что далеко не вся аудитория, смотревшая шоу, это пояснение видела.
Как отметили многие наблюдатели, высказывание премьер-министра (и все еще «лидера нации») во время нахождения судьи по второму делу в совещательной комнате представляет собой форму давления на суд. Намеки со стороны политического лидера страны на возможную причастность подсудимых к убийствам накануне вынесения им приговора, безусловно, могут рассматриваться как такое давление. Кроме того, в пассаже Путина была использована призывоподобная формулировка: «вор должен сидеть в суде».
Что сказал Путин – 2009
Для того, чтобы лучше понять, как эффект обвинения по смыслу без обвинения по форме создается и работает, нужно снова вспомнить о прошлогоднем высказывании Путина на эту тему.
Вот его развернутое заявление, сделанное на телешоу, прошедшем немногим более года назад, 3 декабря 2009 года:
Что же касается... криминальной составляющей, то здесь мы тоже будем действовать исключительно в рамках российского законодательства.
Никто не вспоминает, к сожалению, о том, что в местах лишения свободы находится один из руководителей службы безопасности компании «ЮКОС». Вы что думаете, что он действовал по собственному усмотрению, на свой собственный страх и риск? У него не было конкретных интересов. Он не главный акционер в компании. Ясно, что он действовал в интересах и по указанию своих хозяев. А как действовал? Там только доказанных убийств – пять.
Нужно было им присоединить к своему офису в Москве рядом магазин «Чай». Женщина возглавляла это коммерческое малое предприятие. Вызвали, потребовали отдать. Не отдала – киллер застрелил ее прямо на лестничной площадке на глазах у собственного мужа.
Мэр города Нефтеюганска, где осуществлялась основная производственная деятельность компании «ЮКОС», – что он требовал от компании? Налоги платить. Убили.
Те люди, которыми пользовались руководители службы безопасности для организации убийств, семейная пара, начала шантажировать их, требуя себе долю в бизнесе. Убили.
Это доказанные преступления, доказанные в ходе следствия и судебного разбирательства. Давайте не будем забывать и об этом.
Но, разумеется, судьба каждого человека, находящегося в местах лишения свободы, в любом случае должна быть подчинена действующему в России законодательству. В соответствии с этим законом государство и будет действовать.
Между слов и за словами, рациональное и эмоциональное
В обоих случаях Путин прибегает к однотипным ухищрениям.
Во-первых, весьма двусмысленно говорится о «доказанности» судом преступлений. В 2010 году тезис о «доказанности» относился к первому делу Ходорковского, при этом выступавшему пришлось потом пояснять, что он имел в виду именно первое дело. В 2009 году речь шла о «доказанности» преступлений руководителя службы охраны ЮКОСа Пичугина, причем и также использовалась двусмысленная формулировка: после высказанной догадки о возможной причастности к организации убийств «хозяев» ЮКОСа премьер-министр рассказывает об эпизодах, по которым был вынесен приговор Пичугину, и затем утверждает, что «это доказанные преступления» – без уточнения, что «доказаны» они судом и следствием только в рамках дела Пичугина.
Во-вторых, Путин опускает необходимое для корректного изложения сути дела пояснение: Ходорковскому, как и Лебедеву, никогда не предъявлялось обвинение в причастности к организации убийств, поэтому Путин лишь высказывает субъективное мнение, занимаясь домысливанием.
В-третьих, Путин делает свои заявления в качестве должностного лица – премьер-министра, бывшего президентом в период первого дела ЮКОСа. Это ситуация информационной ассиметрии – между ним и публикой, для которой само собой разумеется, что должностное лицо такого ранга должно знать, что оно говорит. Поэтому аудитория может трактовать его слова не только как субъективное мнение (каковым в формально-юридическом смысле оно, видимо, является), а как зашифрованное сообщение о фактах, знанием которых оно (лицо) располагает, но не может сообщить о них прямо.
В-четвертых, Путин ничего не утверждает, а лишь подводит аудиторию к само собой разумеющимся выводам из его слов, используя форму вопросов.
В-пятых, оба раза он говорит не конкретно о Ходорковском и Лебедеве, а о «них» (ЮКОСовцах вообще, «хозяевах»).
В-шестых, Путин описывает эпизоды, фигурировавшие в деле Пичугина, при этом воспроизводя шокирующие подробности («Киллер застрелил ее прямо на лестничной площадке на глазах у собственного мужа»; «Киллера, которого наняли, убили. Мозги только одни нашли в гараже»). Эти эпизоды и подробности никак не подтверждают то, что домысливает Путин, но они отвлекают внимание как раз от факта отсутствия доказательств, подменяют их эмоциональным воздействием.
Все это создает эшелонированную оборону от возможной подачи иска в суд со стороны Ходорковского и Лебедева (по крайней мере, их адвокаты такой иск не подавали): высказывается всего лишь мнение, претензия формулируется в форме вопросов, «фигуранты» не называются по имени.
Вместе с тем, с помощью указанных ухищрений осуществляется снижение критического отношения аудитории к сказанному. Смысловое послание отправляется адресату на рациональном уровне: говорящий лишь делится собственными догадками, но в более широком, внеречевом, контексте рациональность начинает исчезать: такой человек просто так болтать не должен, значит, он о чем-то таком ему доподлинно известно. Аудитории предлагается подумать над сказанным, то есть совершить вполне рациональное действие, но при этом устанавливаются препятствия для думания: образно-эмоциональное – описание убийств с шокирующими деталями, композиционно-стилистическое – двусмысленные утверждения о «доказанности».
Другие высказывания Путина на ту же тему
В кратком виде рассматриваемая конструкция была представлена еще дважды, оба раза – для иностранной публики, но, естественно, соответствующие заявления транслировались и обсуждались российскими СМИ.
Незадолго до телешоу 2009 года Путин, выступая во Франции, заявил:
У нас деятельность некоторых наших фигурантов по уголовным делам нанесла ущерб России в миллиарды долларов, в миллиарды! ...Кроме того, есть и претензии с точки зрения как раз покушения на жизнь и здоровье конкретных людей в ходе их так называемой коммерческой деятельности.
Путин также использовал провел аналогию с Аль Капоне, которого «судили за уклонение от налогов формально, но фактически – за целую совокупность совершенных преступлений». Впоследствии эта параллель не притягивалась.
5 октября 2010 года на международном форуме «Россия зовет!», обращаясь к потенциальным инвесторам, Путин, как передал Интефакс (в цитате – ИФ), призвал не принимать во внимание дело ЮКОСа:
ЮКОС – это особый случай, я много раз говорил. Там уголовное дело, проблема не только в неуплате налогов. Там люди осуждены за убийство, на них трупы висят... Они (руководители охранных структур ЮКОСа, осужденные за уголовные преступления – ИФ) никого не выдают, но можете себе представить, чтобы по собственной инициативе они организовывали убийство людей?
Кроме того, Путин высказался по данному вопросу 6 сентября 2010 года на встрече с участниками клуба «Валдай». К сожалению, его высказывание стало достоянием общественности только в пересказе. Интерфакс, сославшись на главного редактора польской газеты «Выборча» Адама Михника, сообщил, что Путин, отвечая на вопрос о Ходорковском, сказал, что «у этого человека кровь на руках».
К сожалению, полного текста этого выступления обнаружить не удалось. А обсуждать фразу вне контекста не имеет смысла. Можно лишь предположить, что, хотя процитированная фраза выглядит как прямое обвинение, Путин наверняка позаботился о ее формально-юридической корректности.
Еще раз о давлении на суд
Теоретически суд не должен принимать во внимание ни сам факт выступлений Путина по рассматриваемому им вопросу, ни те настроения в значительной части обществе, которой эти выступления адресованы.
Однако существует политический контекст, который вряд ли возьмется кто-то отрицать, в котором исключена возможность оправдательного решения судьи районного суда, поскольку такое решение будет противоречить пятикратно выраженной позиции премьер-министра и вероятного будущего президента, что неминуемо приведет к потере им – как минимум лица, а как максимум – значительной части массовой поддержки, которую своими высказываниями и стремился укрепить Путин.
Все пользователи |
Только компетентные |
|
---|---|---|
Степень опасности высказывания: | 3.90 | 4.13 |
Детализация | Всего голосов: 29 Поляризация: 34.59% |
Всего голосов: 24 Поляризация: 19.08% |
Стремился писать текст по возможности объективно, поэтому типа домысел даю в комментарий:
У меня сложилось впечатление (вполне возможно, неправильное) что политизация судебного процесса Путиным вызвана его опасениями, что общество не воспримет доказательства стороны обвинения как адекватные, а сам суд как честный. Путин не мог развивать тезисы о неоходимости доверия к судебному решению, понимая, что это вызовет недоверие к нему, и поэтому выбрал другой подход: представил подсудимых в настолько черном цвете, чтобы вопрос об адекватности доказательств и честности суда вроде как должен отойти на второй план.
"Судья признал Ходорковского и Лебедева виновными по статьям 160 и 174 часть 1. Он постановил назначить наказание - 8 лет по первой статье, 9 лет по второй статье - всего - 13 лет 6 месяцев. Окончательный срок - 14 лет в колонии общего режима".
Пресс-центр Михаила Ходорковского и Платона Лебедева